Под Южным Крестом - Страница 79

Он пытался, но тщетно, успокоить парижанина несколькими сердечными фразами. Однако вмешательство бретонца лишь вызвало новый приступ гнева.

– Негодяи!.. Презренные мерзавцы!.. Что мы им сделали? Что им сделал этот несчастный малыш, что они столь бесчеловечно разлучили его с нами, с его единственными защитниками?

Молодой человек, как всегда благородный и великодушный, позабыл о собственных несчастьях и не мог думать ни о чем другом, кроме маленького китайца, чья судьба внушала ему смертельную тревогу.

– Malar Doué! Malar Doué! – выругался Пьер ле Галль.

Достойный матрос, будучи истинным бретонцем, почти никогда так яростно не ругался. Это отступление от сложившихся правил свидетельствовало о его крайней растерянности. И то, что «громы и молнии» всех стран и народов никак не участвовали в речи мастера-канонира, указывало, насколько плохи дела.

Фрике вновь заговорил, и голос его срывался.

– Оказаться за решеткой одним разом больше или одним разом меньше – для нас это ерунда. Мы прошли сквозь такое пекло, что даже чертям в аду стало бы тошно! Но бедный ребенок, без средств к существованию, без защиты, среди пиратов без сердца и души, среди этих бесчестных чиновников, этих сообщников бандитов… что с ним станется? Черт возьми, тут долго думать не надо. Они продадут его, как продают скот. А мы сидим здесь, беспомощные, безоружные, и грызем локти. Но нет, я это так просто не оставлю. Пускай я сломаю все ногти, ковыряя камни темницы, или пробью стены головой, но я выйду из этого проклятого места и порву в клочья мерзавцев.

– Отлично сказано, матрос, я с тобой. Мы разнесем с тобой эту стену, которая не должна быть слишком крепкой. Ха! Из чего она сделана: из грязи и плевков.

– О! – продолжил Фрике с удвоенным гневом, который заставлял дрожать голос парижанина. – Это не принесет им удачи, если они осмелятся поднять руку на нашего приемного сына. Как и всем другим, кто пытался встать у нас на пути. Вспомни о Мажесте: когда мы забирали его, мы были беспощадны. Трусы!.. Они лишь могут нападать на детей. Ведь бедные малыши – существа беззащитные, и их пожалеют даже дикие звери, а вот люди способны их мучить. Я сам, будучи обездоленным, слишком много страдал в жизни, чтобы не сочувствовать детям. Прежде всего я обращаю внимание на слабых, и мое сердце сразу же толкает меня навстречу угнетенным. Слава Богу, природа одарила меня мускулами борца, и это неслучайно. Итак. Заставим же работать наши мускулы. А ну-ка, Пьер, доставим хлопот этой проклятой банде пиратов.

– В добрый час, сынок. Я рад видеть тебя таким. Веришь ли, ты страшен в гневе, и мне бы не хотелось оказаться в шкуре этих чертовых португальцев… Нет, не хотелось бы! Я отлично тебя понимаю. Ты их в клочья разнесешь. И ты отлично знаешь, что твои приемные дети – и мои дети тоже. Мы все составляем одну большую семью матросов, лихую семью. Вот мое мнение! И пусть кровь не так быстро прилила к моей голове, как к твоей, сейчас я взбешен как никогда. Да у меня кожа дымится, а кулаки так и чешутся! Я решительно настроен начать кампанию по высадке. Но достаточно болтовни. Лучшее средство спасти юнгу заключается в том, чтобы завязать языки узлом, а не трещать как попугайчики. И, прежде всего, надо проделать дыру в стене этой халупы. У тебя есть нож?

– Есть, но я не хочу его затупить, я сохраню его острым и, если понадобится, всажу по самую рукоять в живот первого встречного, кто попадется мне под руку. Еще у меня есть револьвер американца. Но я опасаюсь, что после нашего заплыва патроны отсырели. Неважно. Долбить отверстие в стене слишком долго. Мы должны найти более эффективный способ нашего освобождения. Я так хочу. Мы выберемся отсюда не позже, чем через два часа, или я больше не Фрике, Малыш-Парижанин.

– Что ты скажешь, если мы начнем с того, что обследуем решетки?

– Ты чертовски прав. Одно из двух: или решетки находятся в плохом состоянии, и их будет легко вырвать; или же они закреплены намертво, в последнем случае мы используем их как «штопоры», с помощью которых вырвем кусок потолочного перекрытия. Встань-ка поближе к стене. Отлично. Помоги мне взобраться. Раз и два! Черт возьми! Они держатся. Эти негодяи знают о существовании цемента.

– Смелее, матрос… Смелее! Тяни! О! О! Тяни, что есть мочи!

– Черт возьми, они поддаются. В конечном итоге я их выдерну, если ты только сможешь долго держать меня…

Снаружи раздался суровый голос, велевший молодому человеку заткнуться. Фрике заметил в темноте черный силуэт и увидел, как поблескивает ствол ружья. Он бесшумно спустился и сообщил товарищу:

– Этого только не хватало. Они поставили около нашей двери часового. Эти мошенники находят время и силы, чтобы сажать в тюрьму да еще и охранять честных людей, в то время как морские пираты занимаются у них под носом не только контрабандой, но и договариваются с таможенниками, как мошенники на ярмарке. Впрочем, этот плохо одетый паяц волнует меня так же, как папуасские ритуальные столбы. Сейчас я снова заберусь наверх, но, прежде чем закончить с решеткой, давай-ка договоримся о том, как будем действовать, чтобы не допустить какой-нибудь оплошности. Итак, решетку я вырву где-то через полчаса. Как только путь на волю освободится, я брошусь вперед, часовой заметит меня, выстрелит и промахнется. Тогда я прыгну, схвачу его за воротник и придушу, до смерти ли нет, это уж как получится. Ты идешь прямо вслед за мной. Если кто-то встанет на твоем пути, то ты расправляешься с любым, кто попадется под руку. А оказавшись на улице, определимся по обстановке.

– Это так же просто, как раскурить трубку.