Под Южным Крестом - Страница 66

Быть может, они наконец утомили судьбу? Ведь, как шутил Фрике, невезению тоже порой требуется отдых.

Наш друг-парижанин сегодня находился в приподнятом настроении и был преисполнен оптимизма, хотя казалось, что ничто в сложившейся ситуации не подтверждало столь смелое утверждение. Но, так как в жизни все взаимосвязано, возможно, события последних тридцати дней были таковыми, что положение, в котором сейчас находились друзья, можно было назвать нежданным счастьем.

Нет больше никаких папуасов. Фрике, Пьер ле Галль и юный Виктор оказались в полном одиночестве на небольшом островке, затерянном в самом сердце Океана. Со всех сторон ярятся волны, они разбиваются о нагромождение острых зубцов подводных камней, о верхушки скал и рифов, словно одеялом окутанных хлопьями белой пены. Вновь, насколько хватает глаз, тянутся барьерные рифы и атоллы с обязательной бахромой из пальм, которыми изобилуют эти края, а дальше – море, море и еще раз море, усеянное коралловыми островами. Стремительное подводное течение замедляет свой бег среди этого лабиринта, построенного микроскопическими тружениками, и взбешенный Океан, ставший пленником столь малых частиц, рычит и бросается в безуспешную атаку на каменный лес.

Тысячи морских птиц, сбиваясь в шумные стаи, парят над волнами, нарезают круги, а затем стремительно падают в воду и вновь взмывают ввысь, унося в клювах пойманную рыбу. Над обломками мертвых белых кораллов пылает беспощадное солнце, а его прямые лучи несут жизнь мириадам растений, превратившим в свое царство подводные поляны. Литофиты с бесчисленными плавно колышущимися щупальцами, усыпанные звездами астреи, флюстры, напоминающие кружева тончайшей выделки, тисифоны, чьи тонкие стебли венчают прелестные перламутровые шелковистые купола, пеннатулярии и виргулярии, трепещущие, будто перья райских птиц, дендрофилы, почки которых напоминают о деревьях Иуды, огромные, светящиеся, отливающие всеми оттенками радуги – фиолетовыми, зелеными, красными, оранжевыми или карминными, – веерообразные горгоны, мадрепоры, или «колесницы Нептуна», и меандрины мозговидные с длинными веточками, элегантные миллепоры, или «лосиные рога», с ветвящимися отростками, первобытные глазчата, поражающие молочной белизной, пурпурная актиния, испускающая едкий сок, молуккские изиды, которые туземцы употребляют как лекарство от всех болезней, органчики, которые также называют «морскими органами» за их пурпурные трубки, расположенные симметрично, словно трубы одноименного музыкального инструмента, альционарии, морские лилии, голотурии, или морские кубышки, морские ежи, стебельчатые лилии ризокринусы, астерофоны и т. д., – одним словом, самые восхитительные представители вида полипов и иглокожих растут и множатся, обласканные тропическим светилом, в то время как целая орда веселых рыбок играет в теплой воде, прозрачной, как хрусталь.

Наши трое друзей привыкли и даже пресытились этим спектаклем и потому не обращали никакого внимания на столь блистательное «общество», при виде которого лишились бы чувств наименее впечатлительные натуралисты. Весьма небольшое убежище Фрике, Пьера и Виктора располагалось на высоте десять – двенадцать метров над уровнем моря, – таким образом, путешественники были защищены от высоких волн, гонимых с морских просторов штормовым восточным ветром. Впрочем, их безопасности ничего не грозило, потому что под белым как снег плато, составляющим верхнюю часть кораллового рифа, тянулись темные каверны, способные сдержать даже самые жестокие удары океана.

Виктор занимался весьма прозаическим делом – приготовлением обеда. Он сидел на корточках перед костром, разложенным на самом солнцепеке, и внимательно следил за большим медным луженым чайником, из носика которого, посвистывая, вырывались клубы пара; точно такие же клубы помогли Джеймсу Уатту совершить его гениальное открытие. Маленький китаец, нечувствительный, словно саламандра, к изнуряющему зною солнца и костра, поднялся, на минуту куда-то исчез, а затем вернулся с тремя чашками и заварочным чайничком, в который он плеснул несколько капель кипящей воды.

Пьер ле Галль, растянувшись на спине перед входом в пещеру, курил трубку, с которой никогда не расставался. Рядом с ним на массивном обломке скалы примостился парижанин, перед которым лежали многочисленные листы бумаги, исписанные мелким почерком. Фрике быстро окунал перо, настоящее стальное перо, в широкую чернильницу – чернила испарялись в одно мгновение! – и стремительно водил им по бумаге, втягивая с видом истинного сибарита – заядлые курильщики хорошо его поймут – голубоватый дымок превосходной сигары.

В какой-то момент молодой человек отвлекся от своего занятия и окликнул жителя Поднебесной.

– Виктор, чай готов?

– Сесяс, Флике. Сесяс…

– А рагу из говядины с луком? – спросил Пьер, раздувая ноздри.

– Валится.

– Ах!.. Сейчас мы как следует перекусим.

– Сесяс…

Чай, сигары, говядина, лук!.. Что за неожиданный переворот произошел в быту наших друзей? Каким феноменальным образом люди, пережившие кораблекрушение, еще не так давно ограничивающиеся рационом папуасов, то есть исключительно саго, оказались в подобном месте и сейчас готовились оказать честь «цивилизованному» обеду? Откуда у Фрике чернила, перья и бумага? Ведь мы оставили его на дороге, которая вела в озерную деревню, несущим лишь свое оружие и черного какаду!

Потерпите еще немного – и вполне закономерное любопытство читателя будет полностью удовлетворено.

Первая часть обеда прошла в тишине. Трое Робинзонов – а мы с полным правом можем так называть людей, проживающих на пустынном острове, какие бы запасы на нем ни находились, – отведали «рагу», которое действительно отличалось отменным вкусом. Молчание было нарушено лишь тогда, когда славно отобедавший Пьер проглотил последнюю каплю душистого напитка, в который матрос предварительно плеснул разумную дозу превосходного рома.